Увы, статистика по суицидам остается стабильной, а среди казахстанских военнослужащих и призывников продолжают происходить трагические инциденты. Осенью этого года, например, произошла целая череда самоубийств. Редакция Paryz.kz побеседовала с казахстанским психологом Еленой Лосевой и украинским военным психологом Андреем Козинчуком и узнали, как меняется психика в изоляции, чем отличается жизнь военнослужащего от гражданского, как происходит восстановление после армии и можно ли справиться с суицидами среди военных.
Какими трагедиями среди военнослужащих запомнится 2024 год?
2024 год, к сожалению, запомнится целым рядом трагических инцидентов в рядах казахстанской армии. Одним из таких стал случай, произошедший 13 июня в Аягозе, Абайской области, где 20-летний солдат-срочник Осербай Акан погиб под колесами военной машины во время учений. Официальная версия следствия указывает на травмы, полученные при наезде, однако родные погибшего выразили сомнение в этой версии.
В сентябре трагедии продолжились. 7 сентября в Мангистауской области, на полигоне «Оймаша», командир взвода выстрелил в солдата срочной службы Марата Баркулова. Солдат скончался по дороге в больницу. Родные погибшего сочли произошедшее умышленным убийством, в то время как власти квалифицировали действия офицера как необоснованные.
Осенью началась череда суицидов среди военнослужащих и солдат. 12 сентября трагедия произошла в Алматы, где был найден повешенным контрактник 1980 года рождения на территории Военного института Сухопутных войск. Тогда началось расследование по статье 105 УК РК — самоубийство. На фоне этой трагедии остро встал вопрос о необходимости улучшения психоэмоциональной поддержки военнослужащих, особенно контрактников, которым предстоит долгое время служить вдали от дома и семьи.
16 сентября в Арыси еще один контрактник пытался покончить жизнь самоубийством, выстрелив себе в голову. По предварительным данным, причиной стали семейные разногласия. 19 сентября в Аягозе, снова в Абайской области, был найден повешенным офицер. По версии следствия, смерть могла быть связана с доведением до самоубийства, в рамках расследования было возбуждено уголовное дело. 21 сентября в Петропавловске младший сержант контрактной службы был найден повешенным в подвале своего дома. Обнаруженная предсмертная записка указывала на семейные проблемы как основную причину трагедии. 22 сентября в Алматы был зафиксирован еще один случай самоубийства — курсант Пограничной академии спрыгнул с высотного дома. 28 сентября в Мангистауской области было обнаружено тело военнослужащего по контракту, который находился в длительном декретном отпуске. По предварительным данным, его смерть также связана с личными проблемами, в том числе с семейным конфликтом. 13 октября в Шахтинске был найден повешенным контрактник, на следующий день в Приозерском гарнизоне еще один солдат срочной службы застрелился из табельного оружия.
Ноябрь и декабрь принесли новые трагедии. 7 ноября в ВКО погиб срочник Мухамедияр Тастан. Официально его смерть классифицирована как самоубийство, однако следствие продолжается. 23 ноября в Актюбинске во время караула застрелился еще один солдат срочной службы, а 8 декабря стало известно о гибели начальника отдела по делам обороны в Иргизском районе Актюбинской области.
Примечательно, что чиновники от Минобороны РК отмечали: суицидов в казахстанской армии стало меньше.
«Наблюдается темп снижения преступлений. В этом году число самоубийств среди призывников снизилось на 67% (с трех случаев до одного). Из 270 смертей солдатов только 140 произошли в Вооруженных Силах», — заявил замглавы министерства Бакытбек Садыков.
По его словам, за последние 4 года в ВС РК зарегистрировано 40 самоубийств: 10 — в 2021 году, 7 — в 2022 году, 12 — в 2023 году, 11 — в 2024 году. За этот период покончили с собой семеро офицеров, 22 контрактника, четверо курсантов и семь военнослужащих.
Даже исходя из этих цифр видно, что статистика остается стабильной. Да, не все случаи напрямую связаны с воинской службой — по крайней мере, по официальной версии. Однако нельзя не учитывать особенности жизни в изолированных условиях, которые так или иначе влияют на ментальное состояние военнослужащих.
«Предотвращение суицидов зависит от командования»
Мы поговорили об этом с психологом, когнитивно-поведенческим психотерапевтом Еленой Лосевой и узнали, что происходит с психикой человека, который оказался в армии, кому легче адаптироваться новых условиях и что делать с суицидами в этой сфере.
Психотерапевт Елена Лосева. Фото: posiflora.com
— Психологическое состояние человека, попавшего в новые условия — это стресс. Особенно сложно, если молодой человек никогда не покидал дома, не ездил на спортивные сборы или в лагеря, где нужно подчиняться чужим правилам и жить в коллективе. Любая перемена — переезд, новая работа, служба в армии — испытание для психики.
Если парень попадает в часть, где командование создает комфортные условия, следит за порядком и не превращает службу в подобие тюрьмы, адаптация проходит легче. Главные стресс-факторы — беспрекословное подчинение, отсутствие уединения и постоянное нахождение под наблюдением. Мы — люди — не привыкли к общению 24/7 и периодически нуждаемся в уединении. То, что человек в армии все время находится на виду, само по себе источник стресса. Добавим к этому оружие, и ситуация может стать неуправляемой.
Легче всего адаптируются в армии те, кто приучен к труду, кто очень хорошо дисциплинирован, например, спортсмены. Достижения в спорте невозможны без дисциплины, так что такие ребята легче привыкают к армейским условиям. Сложнее тем, кого дома во всем баловали, кто привык к бесконтрольности. И если в части процветает дедовщина, то условия начинают напоминать места заключения.
Виктимность — склонность быть жертвой — формируется у людей, как правило, выросших в насильственной среде или ставших свидетелями насилия. Такие люди чаще становятся жертвами дедовщины. Однако стоит понимать, что это не описывает всех случаев дедовщины, на самом деле нападают и прессуют любого человека, хоть чем-то отличающегося от той группы людей, в которую он попал.
Почему вообще происходят суициды в армии — это большой вопрос. Одна из причин — человек оказался в очень сложной жизненной ситуации, с которой он не знает, как справиться, и не может обратиться за помощью. Вторая проблема — доведение до самоубийства, то есть создание внешних условий, несовместимых для человека с жизнью. Предотвращение подобных случаев зависит от командования, которое обязано создать безопасную среду, следить за взаимоотношениями и предотвращать конфликты. Третья причина — проблемы с ментальным здоровьем. Здесь сложно предполагать, при суициде не ставят посмертный диагноз. Мы не знаем, какая из форм такой ментальной проблемы могла быть. Имеется в виду тяжелая форма депрессии или других отклонений от принятой нормы.
Все же первое и главное условие — безопасная среда. Второе — отбор на этапе призывной комиссии.
Психиатр, который проводит отбор, должен быть действительно профессионалом и смотреть, нет ли таких рисков еще до службы. Проблема в том, что зачастую нельзя поставить диагноз, он может быть еще не манифестирован, то есть не проявлен.
Что можно сделать заранее? Точных алгоритмов, я думаю, не существует, но тем не менее мы в состоянии что-то сделать. Первое — изначально приучать парней к порядку. Второе — чем лучше спортивная подготовка, тем, скорее всего, парень лучше будет себя чувствовать и адаптироваться. Если есть возможность — социализировать его, то есть ездить в лагеря, на спортивные сборы, в походы. Ребенок привыкает жить большой группой и проверяет себя на прочность. И это в итоге формирует образ здорового, уверенного и крепкого человека.
Но еще раз говорю, обстоятельства таковы, что командование части зачастую наплевательски относится к своей работе. Даже если пришел подготовленный парень, и спортивный, и добрый, и хороший, это ничего не значит, ведь если над теми, кто его захочет запрессовать, не будет реальной власти и контроля — толку не будет.
«Психика человека, у которого есть психотравмирующее событие, упрощается ради выживания»
В Казахстане нередко говорят о важности некой реформы в работе с армией, военнослужащими и призывниками. Пока мы пытаемся решить свои проблемы, которые активно развиваются в мирное время, украинская армия сталкивается с еще более серьезным испытанием, участвуя в войне с Россией. И это серьезное испытание как ментально, так и физически. И сложная задача для тех, кто армией руководит и управляет. Для этого материала наш украинский коллега Григорий Пырлик побеседовал с Андреем Козинчуком — военным психологом и офицером 67-й бригады, который сейчас ведет свою профессиональную деятельность не в комфортном кабинете, а на фронте. Мы попросили его рассказать, как армия влияет на человека, как работает военный психолог и в чем отличие работы с солдатами в военное время.
Военный психолог Андрей Козинчук. Фото: РБК-Украина / Виталий Носач
— Когда человек меняет свои жизненные условия в худшую сторону, то есть они приближены к риску для жизни, здоровья и достоинства, у него включается такая штука, которая называется адаптивность, связанная с повышенной стрессогенной обстановкой. Эта адаптивность сопровождается огромным выбросом в кровь адреналина, норадреналина и кортизола. По сути, человек находится в жестком стрессе. И в этом стрессе он может сильно преувеличивать те явления, которые есть: «Я еду на смерть».
Когда он уже на войне, там появляется очень много таких вещей, которые называются психотравмирующими событиями. Психотравмирующее событие — это фактор, к которому человек не готов. Это не обязательно война: например, зайдет человек в батальонный туалет — и все, это уже стресс. Или например, увидит, как люди говорят о смерти своих товарищей — очень спокойно, не весело, но буднично, — и для него это может быть шок. Ну, и конечно, это окоп, наблюдение каких-то вещей, которые до того были непривычны. То есть психотравмирующее событие — не обязательно что-то страшное для всех, это что-то страшное именно для этого человека. Он перестает думать рациональным мозгом, неокортексом, а думает лимбической системой, то есть эмоциями: «страшно», «злобно», «весело», «стыдно».
А если есть огромная угроза жизни, здоровью, достоинству, то может включаться та часть головного мозга, которая, по теории Маклина, называется «рептилия». Там отсутствует такое понятие, как стыд, и человек может творить какие-то страшные вещи или вещи, которые раньше были стыдными. Психика человека, у которого есть психотравмирующее событие, упрощается ради выживания.
Военный психолог работает в трех режимах: до, во время и после военных действий. Что такое военный психолог и чем он отличается от гражданского? Это военнослужащий, это самое главное. То есть я офицер. Я служу, живу со своими побратимами, у меня также есть оружие, я так же воюю. Но в основном это работа с людьми. Я являюсь частью конкретного подразделения. Вот у меня, например, саперное подразделение, я работаю с саперами, инженерами, операторами БПЛА.
Работа до боевых действий — это, как правило, психопросвещение. То есть для нас важно личному составу персонала передать, какие могут быть состояния у военного, что на эти состояния влияет. Например, как влияет бессонница, истощение, как влияет ограничение информации или как влияет дезинформация. Наша задача — дать понять, как работает психика во время войны.
Также мы должны проводить практические тренинги, такие, как психологическая полоса «Барьер». Там, где стрельба, дымы, воняет, они ползают, для того, чтобы увидели, как стрессует организм. И мы еще отдельно работаем с командирами, потому что психологов ограниченное количество, а за морально-психологическое состояние в подразделении отвечает не психолог, а командир. Поэтому проводим какое-то базовое обучение, сопровождение и восстановление.
Возвращение к гражданской жизни должно быть комплексное. Первый фактор — это статусность, то есть почему ты возвращаешься. Человек, который уволился из армии из-за ранения — это один статус. Человек, который сделал себе справку о болезни матери или отца и вернулся как их опекун, тоже считается заслуженным ветераном, но он знает, что «нагнул» систему, и это намного сложнее. И есть те, кто самовольно оставили часть. Поэтому, во-первых, важен твой статус юридический, но на самом деле ментальный, с чем ты вернулся. И те люди, у которых статус не очень, будут немного агрессивнее к окружающим, потому что будут всюду искать основание, что поступили правильно. Второе — состояние здоровья. Если человек покалечен, это имеет прямую взаимосвязь с психическим состоянием. Поэтому очень важно, чтобы люди осознавали, что будут проходить реабилитацию. Важным является восстановление социального статуса. И потом это социальная адаптация — семья, общество, ближний круг. Пока он воевал, с семьей тоже ничего хорошего не происходило. Он вернулся тоже к эмоционально выгоревшим людям, которым нужна помощь. Только он признает, что помощь нужна, а они как бы не имеют право признать — «мы же не воевали, мы же здесь были» — но на самом деле им безумно нужна помощь. И в результате этой дискомуникации никто никому не может помочь. Из-за этого может происходить домашнее насилие, злоупотребление наркотическими веществами, алкоголем, лудомания и так далее.
Что касается суицида — это ситуация, когда вызовы в жизни настолько сильны, что твоего внутреннего ресурса абсолютно не хватает. Закон выживания — элементарная штука. И если уж этот закон нарушается, то все, человек может совершить надругательство над своей жизнью.
Хорошо борются в Израиле с этим. У них есть такое понятие как двойка. То есть определяются двойки для поддержки друг друга. Когда человек выгорел, надо вовремя спросить: «Братан, как дела? Ты выглядишь не очень. Может быть, тебе чем-то помочь, поддержать, потому что я тебя очень сильно люблю». А у нас такое не принято, в нашем социуме.
Поэтому жизненно необходимо дать поддержку всему личному составу. Мы говорим о военнослужащих, но очень много попыток или суицидов происходят не в армии, а когда ребята едут в отпуск. Они чувствуют вину, огромную боль.
Для того, чтобы предотвратить суицид, необходимо дать людям, всему коллективу, морально-психологический климат, который будет обеспечивать безопасность. А это почти невозможно.